– Андрей Маркович, почему твоя дивизия не поднялась в атаку одновременно с двадцатой?
Картавенко, не обращая внимания на мой раздраженный тон, спокойно ответил:
– А я и не пытался поднимать ее. Людей на пулеметы гнать не буду. У меня и так одни коноводы да пекаря остались.
Телефонный звонок прервал наш разговор. На проводе комкор. Картавенко сразу меняет тон:
– Дивизию поднять в атаку невозможно, немцы огнем прижали ее к земле. Вот лежим и головы поднять не можем.
Положив телефонную трубку, Андрей Маркович лукаво покосился на меня:
– Понял? А ты – в атаку…
Может быть, он прав? Может, так и мне надо было поступить? А приказ? Ведь его выполнять надо?.. Безусловно, надо!»
Ну и как же быть с такими хитрыми генералами, которые приказы выполняют только тогда, когда они им нравятся? Невзирая на то, что из-за них гибнут люди в других дивизиях?
Единственный, казалось бы, выход – самому быть на месте боев, самому все увидеть и самому наказать хитрых. И Сталин несколько раз пробует выезжать на ответственные фронты, но это себя не оправдывает – теряется время на дорогу и ухудшается связь с остальными фронтами. И тогда был введен институт представителей Ставки. Эти представители (Жуков, Василевский, Говоров и т.д.) выезжали на фронты и были там глазами и кулаком Сталина. Они сообщали ему более менее истинную информацию, которую Сталин сверял с информацией от командующих фронтов и той, которую он сам собирал, созваниваясь с командующими армиями, а порой, и корпусов. На основании этой информации, которой уже как-то можно было верить, Сталин и принимал принципиальные решения по фронтовым операциям.
Мне кажется, что сами представители Ставки не понимали, кем они были. Так, например, маршал Василевский жаловался историку Куманеву на «самодурство» Сталина.
...«Но случались, хотя и очень редко, и такие моменты. Вот содержание одного документа, копию которого я храню по сей день.
«Маршалу Василевскому.
Сейчас уже 3 часа 30 минут 17 августа, а Вы еще не изволили прислать в Ставку донесение об итогах операции за 16 августа и о Вашей оценке обстановки… Предупреждаю Вас, что в случае, если Вы хоть раз еще позволите забыть о своем долге перед Ставкой, Вы будете отстранены от должности начальника Генерального штаба и будете отозваны с фронта.
И. Сталин».
Эта телеграмма меня тогда буквально ошеломила, до этого ведь я не получал ни одного серьезного замечания по службе. А все дело заключалось в том, что, находясь в частях Красной Армии, которые вели очень напряженные бои за освобождение Донбасса, я примерно на 4 часа нарушил предписание Верховного – до полуночи того дня, т.е. 16 августа, дать ему очередное сообщение».
Но как же Сталин мог обдумать решение для этого фронта, если Василевский не шлет ему информацию? А утром что-то случится и тот же Василевский позвонит: «Товарищ Сталин, а как быть?» И что Сталин ему должен будет приказать, если Василевский не дал ему информации для выработки решения?
У Жукова, думаю, «такие моменты», как у Василевского, случались чаще, но Жуков был ценен по другим причинам. Вот, к примеру, телеграмма Сталина Жукову, относящаяся к 1944 г.:
...«Должен указать Вам, что я возложил на Вас задачи координировать действия 1-го и 2-го Украинских фронтов, а между тем из сегодняшнего Вашего доклада видно, что несмотря на всю остроту положения, Вы недостаточно осведомлены об обстановке: Вам неизвестно о занятии противником Хильки и Нова-Була; Вы не знаете решения Конева об использовании 5 гв. кк. и танкового корпуса Ротмистрова с целью уничтожения противника, прорвавшегося на Шендеровку. Сил и средств на левом крыле 1-го УФ и на правом крыле 2-го Украинского фронта достаточно для того, чтобы ликвидировать прорыв противника и уничтожить Корсуньскую группировку. Требую от Вас, чтобы Вы уделили исполнению этой задачи главное внимание».
Вы видите, как глаза Сталина, Жуков был довольно слепым – он не просто запоздал с информацией, он вообще сообщил не то, поскольку не знал обстановки. Но Сталин не грозит ему снятием с должности и даже не выговаривает за дезинформацию. Жуков Сталину требуется для другого – он обязан заставить войска выполнять поставленную Ставкой задачу. Жуков – это кулак Сталина и, надо думать, Сталин ценил его именно за это.
Если Конев, знаток марксизма-ленинизма, заставлял своих нерадивых генералов выполнять боевые задачи незатейливыми домашними средствами – сразу бил в морду, то Жуков, со своим выдающимся хамством и злобностью, отдавал генералов под трибунал и требовал расстрела. Трибуналы выносили требуемые приговоры, но, правда, дальше Верховный суд их отменял, осужденному генералу назначали условный срок наказания, снижали в звании и снова отправляли на фронт. В связи с тем, что ряд генералов, осужденных к расстрелу по требованию Жукова, впоследствии воевали очень хорошо и стали Героями Советского Союза, то некоторые историки считают, что Жуков отдавал под суд только невиновных. Наверное, были и такие, но ведь нельзя и сбрасывать со счетов, что пройдя эту жуковскую школу воспитания, генералы переставали бояться не только немцев, но и черта. В любом случае, по воспоминаниям очень многих, на фронтах начальники всех степеней Жукова боялись больше, чем противника, а это очень способствовало выполнению фронтами тех задач, которые ставил перед войсками Сталин.
Кстати, о храбрости самого Жукова очень трудно сказать определенно: если она у него и была, то какая-то показушная. Скажем, когда после войны на Тоцком полигоне проходили учения с применением настоящего атомного взрыва, то все войска в момент взрыва находились в укрытиях. И лишь Жуков, со свитой министров обороны зарубежных стран, стоял на открытой трибуне так близко к взрыву, что ударной волной со всех сбило и унесло фуражки, а с трибуны – табуретки.