Убийство Сталина и Берия - Страница 28

• Предыдущая
• 28 / 273
• Следующая

И все бы хорошо, но у антисоветчиков есть одна неувязка: суды-то были открытыми, в залах судов сидели сотни корреспондентов западных газет, и в ходе судебных процессов подсудимых никто не избивал. Чего же они признавались, если были невиновны?

Чего тут только не выдумывают «историки»! Договариваются до того, что в судах, дескать, могли сидеть гипнотизеры, которые внушали невиновным подсудимым признаваться в преступлениях, за которые им неминуемо грозила смерть, но которые они якобы не совершали.

На самом деле ответ на этот вопрос можно найти, если присмотреться к мерам наказания за контрреволюционные преступления. Вы увидите, что исключительная мера наказания – расстрел – предусмотрена в единственном виде только по ст.58-1а и ст. 58-1б, которые, кстати, введены в Кодекс только в 1934 г. По остальным преступлениям, включая вооруженное восстание, шпионаж, террористические акты и т.д., предусмотрены две исключительные (высшие) меры наказания – расстрел (первая категория) и высылка за границу с лишением гражданства (вторая категория). Если есть смягчающие обстоятельства, то и расстрел, и высылка за границу могут быть заменены лишением свободы на срок не ниже трех лет.

Представьте себя на месте судей. На процессе уликами и признанием подсудимые уличены в теракте, предположим, в убийстве первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) С. М. Кирова. Смягчающих обстоятельств – нет. Какое наказание вы назначите – расстрел или лишение гражданства? Ведь ст.58-8 предусматривает оба этих наказания как исключительные, как высшую меру.

Вы, судьи, при такой постановке вопроса не сможете назначить наказание, если вам определенно не сообщат, по какой категории (первой или второй) следует его назначать.

Сообщало об этом судьям государство, непосредственно на суде – обвинитель. Поэтому вопли о том, что найденные списки обвиняемых с пометками Политбюро «судить по первой категории» служат якобы указаниями судам расстрелять невиновных, являются подлой ложью. На судей никто не давил, они честно определяли виновность подсудимых и назначали наказания согласно ей, а если человек был невиновен, то его оправдывали, даже если государство для подобных преступлений по данным делам назначало первую категорию наказания.

Например. В 1928 г. в процессе так называемого «шахтинского дела» перед судом под председательством будущего Прокурора СССР А. Я. Вышинского предстало 53 человека, судимых по первой категории. Обвинитель, будущая «жертва сталинизма» А. Н. Крыленко, в заключительной речи просил суд признать их вину и наказать всех 53-х подсудимых.

Однако суд четверых полностью оправдал: доказать их виновность Крыленко не смог, суд его доводы и доказательства во внимание не принял. 11 человек суд приговорил к расстрелу – у них не было никаких смягчающих обстоятельств. Но! Сам суд за раскаяние на следствии и в суде попросил у Верховного Совета помиловать 6-х из 11-и приговоренных им к расстрелу. ВЦИК ВС к суду прислушался.

Чем руководствовалось государство, в нашем случае Политбюро ВКП(б), когда назначало категорию наказания?

Цель наказания – предотвратить подобные преступления в будущем. Это не месть. А тяжесть наказания определяется степенью его общественной опасности. Но общественная опасность тех или иных деяний зависит от того, в каком положении находится само общество. Если обществу угрожает смертельная опасность от подобных деяний, то наказание должно быть очень суровым, оно должно остановить эти деяния. А если общество в безопасности, то наказание может быть мягким, либо его может вообще не быть.

Я выше приводил пример, что во время войны Англии с гитлеровской Германией невыгодное сравнение Черчилля с Гитлером наказывалось 5-ю годами тюрьмы. Но до войны никому бы и в голову не пришло за такое наказывать вообще, да и сегодня премьер-министра Тони Блэра можно сравнивать с кем угодно, газеты, в частности, называли его «пудель Клинтона».

Большевики, пожалуй, были первыми, кто так точно и ясно смотрел на смысл наказания и кто заложил прямо в закон возможность смягчать наказание в зависимости от обстановки, в которой находится общество.

Вот, к примеру, история знакомства со ст. 58 уже упомянутого князя С. Е. Трубецкого – заместителя главы подпольной белогвардейской организации в Москве, тесно связанной с английской разведывательной службой «Интеллидженс сервис».

Организация была разгромлена в то время, когда гражданская война еще шла, но следствие продолжалось до ее окончания. (В ходе которого, кстати, князя и не подвергали, и не собирались подвергать пыткам). Суд приговорил его по первой категории – к расстрелу, но ведь гражданская война-то уже закончилась, общественная опасность того, что князь совершал, резко снизилась. Поэтому сам суд подвел его под какую-то малоприменимую к нему амнистию и дал 10 лет «строжайшей изоляции». Однако родственники Трубецкого на воле предложили ему подать ходатайство для работы вне стен тюрьмы, он его подал и дальше пишет:

«Сравнительно скоро ходатайство было удовлетворено, и мы попали в довольно оригинальное положение (не привыкать стать). По документам мы значились заключенными в Таганской тюрьме, но имели право жить в городе, „не занимая особой комнаты“ (!). Мы были обязаны каждую неделю, в определенный день, регистрироваться в тюрьме и, кроме того, мы трое были связаны между собой круговой порукой, на тот случай, если бы кто-нибудь из нас скрылся. Условие „не занимать особой комнаты“ (квартирный кризис) было для нас не так страшно: Леонтьев и Щепкин поселились в комнатах их жен, а Мама и Соня имели две комнаты – общую их спальню и столовую, в которой я и поселился. Служащие в Госсельсиндикате оплачивались, по тем временам, исключительно хорошо, и, считая в золоте или твердой валюте, я далеко не получал потом в эмиграции такого высокого вознаграждения, как тогда. Это было для нас более чем кстати».