Убийство Сталина и Берия - Страница 177

177

Предатель, немецкая подстилка, бургомистр Майкопа, сбежавший на Запад Н. В. Полибин издал за рубежом воспоминания «Записки советского адвоката, 20-30-х гг.». Книжка гнусная, но вот такой пример общения контролера с колхозниками абсолютно точен, поскольку все это сохранилось вплоть до развала СССР.

...

Приезжает прокурор «тов. Доценко», бывший сотрудник НКВД, в колхоз. Как во всяком другом колхозе, здесь прорывы: или весенняя, или осенняя пахота сделаны не вовремя, или зерно не протравлено формалином до посева, или падеж телят, или инвентарь не отремонтирован, или же, обычно, все вместе. А еще хуже, если первая заповедь не выполнена: хлебозаготовка!

Так как он с дороги голодный, ему сейчас же подают, смотря по сезону, либо яблоки и мед, либо яичницу в десять глазков, либо жареную баранину. Пожирая все это, он требует статистические и бухгалтерские данные, он уже знает «слабину», присущую каждому колхозу. Тычет пальцами в графы, обнаруживает отставание, невыполнение, прорывы и нагоняет на всех холоду. Правлению и бухгалтеру уже мерещится если не 58-7, то, во всяком случае, ст. 109 Уголовного Кодекса, т.е. должностное преступление. Закончив эту протирку с песком, он спрашивает:

– А я слышал, у вас поросята продаются. Почем живой вес?

– Как же, как же, товарищ прокурор, продаем 2 руб. 50 коп. за килограмм живого веса.

– Ну так отберите мне килограмм десять, да получше. Он платит под квитанцию 25 рублей. Поросенка он не берет. Неудобно: скажут – прокурор взял взятку поросенком. Прокурору его привезут. И действительно, месяца через два ему привозят резанного, откормленного и отделанного уже кабана пудов на шесть. Ему, по крайней мере, девять или десять месяцев. Он на базаре стоит три или четыре тысячи рублей. Прокурору, чтоб заработать эти деньги, служить нужно не менее полугода.

– Сколько я вам должен заплатить за корм?

– Помилуйте, ничего. Он у нас в колхозном стаде гулял в степи.

Что это, злоупотребление властью, вымогательство или взятка? То же самое и с мануфактурой. Через задние двери, вне очереди набирается в «раймаге», т.е. в районном магазине, рублей на двести-триста мануфактуры, затем она реализуется на базаре в городе, через тещу или мамашу, и выручается тысячи две или три. А как хорошо одеваются все арбитры сравнительно с остальным населением! И костюмчики, и обувь приличная, и белье. Просто они разбирают споры между хозяйственными организациями, а потому «задние двери» для них везде открыты. Это не взятки, это просто любезность со стороны хозяйственников.

Но над всеми этими контролерами главным грабителем встал партаппарат – он мог и прокурора либо стимулировать на любое уголовное дело даже против невиновного, либо заткнуть ему рот при любом преступлении.

По свидетельству Коржакова, Ельцин, когда еще был верным сыном КПСС, всегда носил в кармане 10 руб., и когда его кормили и поили в ресторане, то он никогда не ел и не пил совсем бесплатно, а небрежно бросал эту десятку. Как и вышеописанный прокурор, который «по закону» заплатил 25 руб. за кабана стоимостью 4 тыс. рублей.

Кстати, о прокурорах. Сохранение рядом с госаппаратом ставшего безответственным партийного аппарата напрочь рушило правосудие в стране. Прокуроры и суд обязаны подчиняться только законам страны, а их дает Советская Власть, т.е. они должны подчиняться Советской Власти. Но фактически они обязаны были подчиняться партаппарату, без ведома которого их не могли ни назначить на должность, ни снять с нее. Пока Советская Власть и партаппарат были связаны одной судьбой, то это куда ни шло. Но как только партаппарат стал безответственным, то это начисто перечеркнуло и правосудие, и Власть Советов.

Наличие двух аппаратов управления размазывало персональную ответственность в принципе и это нравилось и госаппарату. Не надо думать, что все чиновники госаппарата так уж мечтали о своей свободе и независимости от обкомовских и цэковских придурков. Работник госаппарата должен непрерывно принимать решения по своему делу, а его решения не всегда бесспорны. Иногда приходится выбирать между плохим решением и отвратительным. Но принимать решение надо – на то ты и руководитель. И вот в этом случае подобные решения хорошо согласовать с «мудрым» обкомом или ЦК. Тогда, в случае неудачи, работник госаппарата вроде уже и не так виновен в принятии глупого решения.

Госаппарат результатом своей деятельности давал стране все материальное – хлеб и сталь, машины и квартиры и т.д. и т.п. А партаппарат к этому мог только примазаться. Его продукцией были отчеты о якобы проделанной блестящей работе. В результате партаппарат все дела страны стал уводить из реальной сферы в виртуальную (в действительности не существующую) сферу – в сферу отчетов о делах. Стало не важным, даже в госаппарате, сделал ли ты дело, важно – сумел ли отчитаться. Это одна из сущностей бюрократизма, она была всегда, но при Сталине с ней пытались бороться, а если к этому подключался и сам вождь, то боролись беспощадно.

Вот, скажем, во время войны нарком авиапромышленности Шахурин не успевал выпускать истребители согласно плану. Надо было сообщить Сталину, покаяться. Ничего особо страшного не случилось бы – ну поругал бы Сталин, ну, может быть, снял бы Шахурина с должности. Но Шахурин так не поступил – он приказал закрыть глаза на качество самолетов. И на истребителях, к примеру, там, где детали надо было крепить завинчиванием шурупов, шурупы просто вбивали в фанеру. Самолет получался, как настоящий, план выполнялся, Шахурин стал Героем Социалистического Труда.

177